Павел Отдельнов

Павел не первый год работает с пост-индустриальным пейзажем. В данном случае, однако, пейзажем дело не исчерпывается, Дзержинск, некогда столица химической индустрии, становится главным героем, прочтение которого разделено на главы: «музей», «кинозал», и так далее — а методы изучения включают документы, фотографии, инсталляции, тексты, видео и пр. Вопрос — что именно в этом антропологическом исследовании хорошего, что именно нам сообщает автор и на каких струнах играет.

Павел Отдельнов, в моем понимании, до сих пор разрабатывал две основные темы - изображения как такового, где отблеск в стекле равнозначен дороге за стеклом — и пограничья, столкновения двух противоречивых сред, условно — цивилизации и дикости запустения. Внутри себя эти среды эстетически полноценны, но именно зона их пересечения порождает хаос, в который можно вглядываться в поисках новой эстетической системы.

Ну то есть в обоих случаях Отдельнов видит что-то завораживающее там, где нормальный взгляд не видит ничего.

Здесь же, мне кажется, дополнительно нужно смотреть на происходящее через призму хонтологии (hauntology) — Дзержинск Отдельнова это не просто эстетически оправданная руина, которую можно меланхолически созерцать, это утраченный параллельный вариант будущего. Отсюда модернистские острые углы в композиции, см. Родченко. Отсюда всматривание в абстрактные пятна отслаивающейся краски и переплетений проводов.

Руина модернизма как такового — с его масштабом, величием, оптимизмом и абсолютной бесчеловечностью. «Химия» — крайне вредное и опасное производство, где традиционно задействовался труд заключенных и ссыльных; все великие стройки времен индустриализации создавалась руками зеков; а тексты проработавшего 40 лет на производствах отца автора только добавляют этого ощущения — бытовавшего превосходства коллективного индустриального измерения над измерением частной человеческой судьбы. Безжалостность и сила. Но модернизм с его рывком в будущее не сбылся, индустриальная волна откатилась, оставив следы и шрамы в виде руин целых городов, несоразмерных человеку. Гигантские дети побросали свои игрушки и ушли. 

Нам, потомкам, остается исследовать эпоху этих непонятных людей по документам и заброшенным цехам. Вроде было только что, и отпечаталось в персональном опыте и памяти — а словно на другой планете уже. В этом отношении Павел Отдельнов, изучающий модернизм по его практическим следам — сродни экспедиции, раскапывающей Урук в Междуречье. Желания вернуться в те мифические времена не возникает, но щемящее переживание присутствия призраков — в полный рост.

Владимир Дудченко, fb

​

Изумительный проект художника Павла Отдельнова в Музее современного искусства на Петровке — «Промзона». 

Он работал над этим много лет. В основном живопись, но также объекты, инсталляции, фильмы. От запахов химзавода до сих пор болит голова. 

Отдельнов и вся его семья из города Дзержинска, где десятилетиями работали химзаводы — на случай войны; гибли от вредных веществ, впрочем, в основном сами рабочие, о чем отец художника написал потрясающие мемуары (они «комментируют» выставку). Потом заводы закрылись из-за нерентабельности, да и вообще бессмысленности всего этого проекта. Остались только гигантские токсичные могильники - и воспоминания, которые тут и препарирует Отдельнов. 

Впечатление колоссальное. Это выставка-музей, выставка-роман. Здесь и «Сталкер» (сплошная Зона, ее портрет), и «К западу от железной дороге» Вань Биня и «24 сити» Цзя Чжанке — грандиозные постиндустриальные эпосы китайских кинематографистов, и «Памяти памяти»... и абсолютно магическое, мистическое ощущение конца советской (анти)утопии, ради которой люди гибли и убивали, а потом однажды просто перестали в неё верить — и она сама рассыпалась. 

Антон Долин, fb

​

Трудно осознать и пережить. Выставка сжимает, вдавливает в свое пространство, в котором ты забыт и одинок, словно забытая арматура в расколотом заводском цеху Дзержинска. Сделана она настолько точно по пространственному пониманию, что во многом превосходит формат выставки. Это выстраданное лично послание. Гуманизм VS Антропоцен... Концептуализм, страшно отформованный самой жизнью, экологией, социумом, экономикой...

Сергей Хачатуров, fb

Это готовый раздел будущего Музея Истории СССР, ведь такую картину можно наблюдать не только в Дзержинске.

Выставка, как мне показалось, состоит из трех пластов, или воздействует на разные чувства зрителя. Это, в первую очередь, картины Павла Отдельнова. Я не стану обозначать стиль, но в целом они смотрятся очень сильно. Перед нами грандиозные и аскетичные руины советской цивилизации, бесчеловечные, но такие хрупкие, эфемерные перед лицом времени.

Варварство, разложение молниеносно способно уничтожить все это, созданное здесь десятилетиями труда. Минималистичные казалось бы картины, где нет ни одного персонажа, передают широкую гамму эмоций. Подобный взгляд мог бы быть обращен и на уходящие в небытие церкви конца XVIII-XIX вв.

Второй пласт это фрагменты из книги Александра Отдельнова, проработавшего на производстве несколько десятилетий. Это поразительные свидетельства, емко схваченные зарисовки о смерти, героизме и юморе на опасном химическом мега-заводе. И именно эти тексты придают истлевающей советской инфраструктуре, запечатленной в живописи, черты не мифа, но факта — сейчас этого нет, но это было.

Третий пласт, самый страшный, это экологическая катастрофа — так называемые «Белое море» и «Черная дыра», которые при этом имеют самые живописные, завораживающие формы. Это видео пролеты, выполненные над шламоотстойниками. Это уже взгляд на Землю из инопланетного корабля, постапокалиптический взгляд, проникнутый не жалостью, но интересом. Однако если очнуться этого зрелища, то становится очевидно, что совершил здесь человек с природой и собой.

Андрей Бархин, fb

«Промзона» Павла Отдельнова посвящена постиндустриальному настоящему промышленных предприятий в городе Дзержинск. Заброшенные «соборы» опасных производств, а также постиндустриальные пейзажи превращают зрителя в сталкера, предстоящего перед былым величием и спотыкающегося о попадающиеся под ноги противогазы. Это своеобразная модель постапокалипсиса, который местами уже присутствует в нашем мире, проявляясь отрезками то там то тут. Оптимизм пятилеток СССР и гул производств остался за наглухо закрывшейся дверью времени как и их герои, и теперь здесь, в этом «не-месте» поселилось безвременье. На выставке почему то не раз вспомнила польского художника Здислава Бексиньского, который основной упор делал на постапокалиптических существах посреди опустевших пейзажей, и хотя его искусство невозможно напрямую сравнить с тем, что делает Отдельнов, звенящее ощущение тревоги, молчания и заброшенности, а также неопределенного предчувствия все же роднит их (это мое исключительно субъективное мнение, вызванное не столько самими работами Павла, сколько самой атмосферой выставки). Плюс для меня очень ценно, что как у одного, так и у другого, нет места поверхностным штампам связанным с постиндустриальной и постапокалиптической эстетикой. Острым акцентом экспозиции является представленный в аквариуме мутант — неведомое червиво-щупальцевое существо. Напоследок хотелось бы отметить те фильмы, которые представлены на выставке. Они затягивают, и их присутствие пожалуй впервые в жизни доказало мне, что слова «выставка-исследование» могут быть не пустым звуком, а реальностью.

Анна Борисова, fb

​

Про то, что проект вырастал и созревал долгие годы из других проектов Отдельнова, уже написали многие. Соединившись с глубоко личной историей все прежние детали и наработки вдруг сплотились в фундаментальный образ эпохи. И это, конечно, мощно. Хочу сделать несколько личных наблюдений:

1). Для меня удивительным стало расслоение времени. Ведь мы относим место собственного «советского» уже к какому то довольно удаленному и ушедшему в архив периоду. Но это мы — живущие в Москве или Петербурге. Но вот в кадре появляется отец Отдельнова — один из героев проекта. И он вовсе не древний старик, а вполне еще молодой и крепкий мужчина. Его история работы на советском химическом производстве совсем не в прошлом, она произошла буквально недавно. И в этот момент просто физически ощущаешь, как разница в ощущении «прошедшего времени» вдруг растягивается, когда мы обращаем внимание на громадные территории, скрытые за столицами;

2). Встроенная в проект история немецкого летчика это не только большая удача, но и свидетельство работы очень въедливого исследователя. И эта история делает «детали» проекта, уже не абстрактными, а исторически весомыми;

3). Есть все же один момент, который меня смутил и о котором мне было бы интересно отдельно побеседовать. Когда я смотрел два видео-фильма в последнем зале, то понял в чем кроется некоторая тревога, которую я чувствовал в течение всего просмотра проекта. А тревожность у меня вызывала эстетизация проблемы. Я хорошо помню, как в аналогичной ситуации, наблюдая убитые индустрией земли Нью-Джерси, Роберт Смитсон упирался именно в необратимую деструкцию, которую человек оказывает на природу, частью которой она сам и является. И даже упоминал второй закон термодинамики. У Отдельнова же все образы удивительно красочны, более того, эта красочность эстетизирована. Это наиболее ярко раскрывается как раз в видеофильмах, которые выглядят как репортажи с других и далеких планет. Смотреть на пейзажи других планет интересно и познавательно, но за этим постоянно маячит знание о том, что эта красота смертельна для человека. Отдельнов смотрит на постиндустриальный советский ландшафт через призму живописи (в частности, через призму того, как его учили учителя советской школы и того, что он сам теперь думает о живописи, наработав свой собственный опыт).

Но есть и еще одна призма, которую ощущаешь. Это кинематограф Тарковского, который да, сильно настроил наше зрение (себя не исключаю), выстроив вокруг «красоты умирания» артефактов культуры целую визуальную философию. То есть, мы заложники этой эстетической системы, но что-то в ней не сходится.

Дмитрий Пиликин, fb

​

«Промзона» все же не про руины советского прогресса — никакой ностальгии тут нет. Зато есть завораживающее и пугающее в промышленных постройках ощущение какого-то нечеловеческого чуждого опасного мира, в проекте Павла — опасного буквально, убийственного — в выставку включены истории катастроф на химических заводах.

Ирина Кулик, fb

​

Совершенно суперическая выставка Промзона Павла Отдельнова. Я не знаю, какие планы у г-на Михайловского, но считаю что именно такой проект может и должен представлять Россию на Венецианской биеннале.

Ценность его — в авторской интонации, в глубоко личной истории, погруженной в многослойную память и время. Это время подобно той слоистой негомогенной среде обитания, что по всем медицинским нормам абсолютно не пригодной для нормального проживания. История о «трудовой династии» Отдельновых могла бы выглядеть как циклопическая сага о «Строговых» или урапатриотический сериал «Угрюм-река»: поколения семьи - одно за другим, за следом след — живут и трудятся, трудятся и живут, и вместе с ростом страны и ее благосостояния растут их дети, набираются сил и мудрости, а потом когда-нибудь вдруг становятся солью земли. Ну а рефреном, как водится, идут «страдания»: гляжу в озера синие, в полях ромашки рву. Но — нет, озера уже совсем не синие, а фиолетовые и краплачные, и ромашки давно не растут, потому что хлора вокруг столько, что эта выжженная земля уже никогда не родит. И хэппи-энда у этой истории нет и быть не может. Презент континьюс — настоящее продолжается: вымерший город, гектары кладбищ, украшенные химическими венками на почве менделеевых элементов. Город в самом центре России — не в Сибири за тридевять земель, не в калмыцких степях, куда на поезде добираться двое суток, — а в нижегородском подбрюшье, и в таком виде — хоть вой, хоть плачь, никто не поможет. Должно быть Чернобыль сейчас выглядит поприличнее. И сколько их, таких «Чернобылей», на нашей карте?

Отдельнов — мужественный парень, в условиях когда «о главном молчит телеграф» он предъявляет стопудовые доказательства, такие, что от них сводит зубы. О том, что в Дзержинске полная катастрофа — я знаю не понаслышке, наша с Ольгой близкая подруга получила тяжкую онкологию из-за дзержинской никуда не годящейся экологии. Но Дзержинск — не исключение. В Татарстане тоже есть такой город химиков — Нижнекамск, там на местных химических предприятиях у меня работали близкие родственники по линии отца. Город начали отстраивать в конце 60-х, гигантская комсомольская стройка соблазняла молодежь страны, туда ехали за высокими зарплатами, за гарантированным жильем. И хотя в Нижнекамске с производством не так все безнадежно, но там я тоже видел такие же заброшенные заводские корпуса с «висящими садами Семирамиды» на верхних ярусах и крышах, как у Отдельнова в фильме. А в Башкирии есть города Стерлитамак и Салават с их корпусами «Нефтеоргсинтеза», отстроенными в 70-х — это надо видеть, какая там кругом беспросветная заброшенность и полный мрак.

Павел Отдельнов представил проект-подвиг, когда уже нет ни возможности, ни желания отсиживаться в эмпиреях, думать об отвлеченном. Судьба города, людей — до которых никому нет дела, кремлевским они до лампочки — все это коснулось его самого. Потому его высказыванию веришь и сопереживаешь, потому и хочется откликнуться. Точно также как мгновенно вышел на связь Клаус — пленный люфтвафовец, отсидевший в лагере под Дзержинском и сообщивший Павлу подробности расположения бараков на территории в 46-м. Зафиксированная переписка-обсуждение деталей Павла и Клауса дает лучик надежды, что боль никогда не будет закопана так глубоко, что о ней никто никогда не узнает.

Лучшее на выставке — оба фильма Павла, то что он зафиксировал — делает их документом, сколь страшным столь и важным для нас. Замечательные отрывки из книги воспоминаний отца художника — Александра Отдельнова, напоминающие в чем-то прозу Лема в жанре саркастической футурологии, если бы не та горькая правда, что вызвала к жизни эту книгу. Когда-то у Толстого в «Войне и мире» эту функцию приземления поднебесного брал на себя Платон Каратаев. Сегодня у нас на «каратаевых» вновь большой спрос.

Не посмотреть Промзону просто нельзя, — как мне кажется, лучший проект за последнее десятилетие.

Ильдар Галеев, fb